Как у Рожковки фашисты попали в засаду партизан. По воспоминаниям жительницы района

Она родилась в 1942-м. Никогда  не видела своего отца – его расстреляли фашисты в Беловеже через полгода после ее рождения. Вместе с Афанасием Панасюком были расстреляны еще трое его односельчан из Рожковки– Карп Драчук, Сергей и Александр Протасевичи…

А всего в общей яме тогда нашли последнее пристанище 365 жителей Брестчины, в том числе и четверо рожковцев, – все они были расстреляны в отместку за удачную партизанскую операцию возле Ружан. В Рожковке смертников выбирал полицай из местных. Знал, что Афанасий Панасюк до войны работал в сельском Совете – это и решило его участь.
Его дочка – Мария Афанасьевна – с болью в голосе говорит, что если бы отец остался в Бурятии, где его семья в 1915-м оказалась в беженстве и где от холеры умерли его родители, то судьба сложилась бы по-другому. (Некоторые семьи там остались, их потомки и теперь живут в тех краях). Но он с младшей сестрой-подростком вернулся в Рожковку. Их домой звала отцовская земля – надеялись, что она станет спасением в разруху. К тому же Афанасий еще до беженства получил образование в гимназии. Это немало помогло ему и в то же время предрешило его судьбу: пос­ле возвращения из беженства был волостным старшиною, а затем этот опыт стал доводом при «выдвижении» его на сельсоветскую должность, что во время войны стало аргументом, когда местным полицаям надо было назвать имена неугодных фашистской власти…

Мария Протасевич и сегодня удивляется, что в свои два с половиной года запомнила, как в их доме перевязывали партизан-ковпаковцев, как мать рвала льняное белье, – бинтов не было… Тогда в марте 1944-го бойцы партизанского соединения возвращались из львовско-варшавского рейда: не пробившись на запад Польши, они повернули к Варшаве, переправились через Западный Буг и вернулись на советскую территорию. Двигались в леса Беловежской пущи. В Рожковке вступили в жес­токий бой с фашистами, которые устроили засаду у деревни… Но партизанам удалось окружить их и не дать отойти к Каменцу. Немало гитлеровцев тогда сложили головы у Рожковки. Но и партизаны понесли потери: тридцать отважных были похоронены в братской могиле у церкви – на обелиске плита с именами погибших здесь ковпаковцев. Среди них имя 16-летнего парня Валентина Косиченко. Мария помнит, как отец погибшего юноши приезжал в Рожковку в 1962-м, к месту последнего боя сына, из Ясиноватой (да, тот самый город на Донбассе, что так часто упоминается в теперешних военных сводках).

Старший брат Марии в 1943-м был вывезен на принудительные работы в Восточную Пруссию, на завод в Кенигсберге, где принуждали работать почти сутками, а кормили мерзлой брюквой. Ноги его были распухшими от голода. Спасительницей брата стала землячка из Рожковки Вера Саевич, которая работала в пригороде у бауэра и иногда имела возможность передать ему хлеб. Позже, вернувшись домой, рассказала его родным, что во время освобождения Восточной Пруссии зимой 1945-го он был мобилизован в Красную армию. Но домой 19-летнему Ване не суждено было вернуться – получили лишь извещение, что пропал без вести…
– После войны особенно трудно было тем, кто остался без хозяина в доме. Все держалось на куске земли, который надо было обрабатывать, – вспоминает Мария Афанась­евна. – Поэтому и в колхоз такие семьи записались в числе первых. В нашей Рожковке было тогда 150 дворов, и лишь семей пять остались единоличниками. Мать наша трудилась не покладая рук и в колхозе, и дома. Но еле сводили концы с концами. Счас­тьем было, что раздобыла мне обувку, и я ходила в школу в Рожковке. Бумаги не было, писали на обрывках даже обоев, карандаш мне дал учитель из Осинников. В школе нас подкармливали, помогали с обувью, а когда в старших классах учились в Дмитровичах, то в интернате жили бесплатно…

В 60-е годы из нашего края начали ехать на заработки в Украину, на юг России– трудились на сезонных работах, домой возвращались с зерном и зарплатой. Мария, узнав, что соседка и другие сельчанки собираются весной ехать в Днепропетровскую область, решила примкнуть к ним. Очень хотела помочь матери, которая как раз сломала руку, не могла работать. 16-летней Марии было непросто принять решение, ибо учебный год в школе не закончился, впереди были экзамены. Но дмитровичские учителя пошли навстречу ей, решив, что сдаст их экстерном после возвращения.
– Там, недалеко от Днепропетровска, впервые увидела гигантский поливной огород – система арыков требовала ловкости и быстроты в работе. Трудились на помидорах, что зрели на глазах, урожай был шикарный. До сих пор добрым словом вспоминаю деда-татарина, который следил за порядком: жалея нас, скромных трудолюбивых девчат, разрешал вечером взять по ведру томатов, чтобы продали и имели пару рублей на расходы. Говорил: «Покааа вам колхоз заплатит…» Всю жизнь помнится, как дружно работали вместе с украинцами, русскими, татарами, цыганами… Правда, гуцулы чуть в стороне от нас всех держались, бы­ли не очень разговорчивы с нами – это почему-то запомнилось….
А на следующий год вмес­те с односельчанками Мария уехала на заработки в Ростовскую область.
– Осталась в памяти работа в жатву на элеваторе, куда регулярно с ровесницей-землячкой Аней Протасевич ехали в груженой зерном машине с прицепом на разгрузку. Иногда машина разгружалась как самосвал, а если уровень зерна в накопителе был уже высокий, приходилось лопатами сгружать его на транспортеры, которые поднимали зерно выше… Привезла тогда домой 10 центнеров пшеницы и 1 тысячу рублей на «старые» деньги. Мама плакала от радос­ти. Из зерна получилось много муки, на столе появился белый хлеб. Это был 1959-й.

Сколько помнит себя, всегда любила читать, тянулась к знаниям, потому и экзамены в школе сдала экстерном. После поездок на заработки мечтала поступить в библиотечный техникум, но вышла замуж, приш­лось считаться с мнением свек­ро­ви, которая была против ее учебы. Трудилась разнорабочей в брестской строительной организации – возводили корпус чулочного комбината, но там ее хватило лишь на год: перетруженные с детства руки начали распухать после тяжелой работы с бетоном. На трикотажный комбинат в Бресте пришла ученицей и достойно работала там почти тридцать лет. До последнего заботилась о матери, которую со временем увезла в Брест. Но местом последнего упокоения, по ее просьбе, стало кладбище в Рожковке.
Мария Афанасьевна, давно брестчанка, каждый год бывает в своей деревне, где родные могилы и где так много воспоминаний, – они становятся продолжением нашей общей истории.
Галина НОВИК