В 2015 году самый дальний природный заповедник Российской Федерации – Курильский, что на острове Кунашир, возглавил уроженец Гродненской области Александр Кислейко. «Курилы отдали белорусу», – писали тогда СМИ. В наших краях его знают многие: более полутора десятка лет Александр Александрович, для друзей Сан Саныч, работал охотоведом в НП «Беловежская пуща». И каждый раз, приезжая в отпуск на малую родину, он непременно наведывается в пущу. Во время нынешнего его отпуска нам удалось встретиться.
Курилами Александр «заболел» во время службы в морфлоте. Проходил ее на острове Русский, потом на Итурупе, самом крупном острове Курильского архипелага. Влюбился в этот суровый и красивый край. Здесь познакомился с людьми, которые разглядели что-то в молоденьком матросе, успевшем до армии год отучиться на охотоведа в Кировском сельскохозяйственном институте. Предложили ему должность районного охотоведа Южно-Курильской службы Госохотнадзора, и после службы он здесь и остался. Институт заканчивал заочно, в 1991 году получил диплом биолога-охотоведа. Тесно сотрудничал с Курильским заповедником, совмещал работу младшего научного сотрудника. Женился на местной девушке, родилась дочь.
В 1994 году, после катастрофического землетрясения на Курилах, отправил Ольгу с маленькой дочкой в Беларусь: его родители, очень напуганные размахом разрушений, настойчиво звали Александра вернуться. Спустя полтора года, подготовив преемника на свое место, приехал в родные Синьки и сам. Рассматривал несколько предложений по трудоустройству, и в итоге пошел инженером-охотоведом, а спустя несколько лет – и главным охотоведом в Беловежскую пущу. Здесь ему дали служебное жилье на хуторе Переров, и для молодой семьи это стало определяющим. Тут у них родилась вторая дочь. В пуще Сан Саныч проработал 16 лет и вспоминает их с благодарностью.
Но в 2012 году, будучи 48 лет от роду, вдруг задумался о том, чтобы вернуться на Курилы. Во-первых, не хотел терять северный стаж – для получения российской пенсии нужно было доработать пять лет. Во-вторых, как-то резко потянуло на Дальний Восток, в места своей молодости. Начал изучать возможность трудоустройства. Предложили вакансию государственного инспектора Курильского лесничества на Итурупе. «Это что-то вроде лесника в пуще, – рассказывает Сан Саныч. – Нужно каждый день делать обходы участка, проводить учеты зверей, следить за состоянием леса и за соблюдением природоохранного законодательства». Согласился без раздумий. 15 ноября у него заканчивался контракт в пуще, а на следующий день Кислейко, оставив семью в Беларуси, уже ехал поездом в Москву. 17 ноября вылетел самолетом в Южно-Сахалинск, где прошел все административные процедуры по приему на работу, включая инструктаж, получил удостоверение госинспектора Курильского лесничества и 20 ноября на теплоходе добрался до Итурупа.
Так началась вторая часть его Курильской эпопеи.
Курильская робинзонада
Первая его зима на Итурупе обернулась настоящей школой выживания. Из-за проблемы с жильем – чтобы снимать квартиру в поселке, нужно было отдавать почти всю зарплату – он попросился жить на кордоне: домике в лесу на севере острова в 70 км от поселка. Край это дикий и суровый, медведей полно, но другого варианта с жильем не было, и начальство разрешило. С условием, что раз в неделю в условленное время он будет выходить на связь с отчетом о работе и сообщением, что жив-здоров. С собой взял собаку, лыжи, обтянутые тюленьей шкурой, служебную одностволку с запасом патронов, рыболовные крючки-лески и минимальный запас продуктов: на кордон был завезен провиант, который, это Александру подчеркивали особо, надо держать неприкосновенным как минимум до февраля, иначе продуктов не хватит.
С режиссером, сценаристом, оператором Игорем Бышневым
Первая проблема обнаружилась сразу: телефон ловил сеть лишь в определенном месте, до которого нужно было идти на лыжах 20 км в одну сторону. И почти всегда в сильнейшую пургу. «Доберусь до точки, отзвонюсь начальству, а сам думаю: дойду ли обратно?» – сейчас Кислейко рассказывает об этом, как о забавном приключении. Другая проблема вылезла перед Новым годом, когда он спустился в подвал, где хранились продукты, чтобы проверить, что там вкусненького припасено. И обнаружил, что каким-то образом в подвал с толстенными стенами фундамента подкопались крысы и сожрали почти все – муку, крупы. Осталось только то, что было в металлических банках. Крысы закопали их в песок, чтобы быстрее проржавели. Сан Саныч поднял эти банки наверх, собрал остатки муки и при следующем созвоне доложил руководству о ситуации: мол, как быть дальше? В офисе только за голову схватились: пурга метет постоянно, подбросить на кордон продукты нет никакой возможности, держись, как можешь.
Держался. Охотился на уток, пока не закончились патроны. Ловил рыбу в реке. Но когда глубокой весной начал таять снег, река стала мутной, и рыба ловиться вообще перестала, начал паниковать. Не из-за себя – из-за собаки. Сам-то уже давно перешел на котлеты из морской капусты, которую выбрасывало на берег: перекручивал ее на мясорубке, добавлял по чуть-чуть спасенной муки, которую берег как зеницу ока, и жарил на сковороде. Предложил такую котлету собаке – та посмотрела с укоризной и отвернулась. Повторил попытку еще раз, перед этим тщательно пережевав капусту. Умница ягдтерьер понял, что ничего другого больше не предложит и на котлеты с тех пор соглашался…
Штурм перевала
А вот когда закончились сигареты, стало совсем тоскливо. Тогда Сан Саныч и решился на авантюру: выйти к рыборазводному заводу на противоположном побережье, работавшему круглый год. По прямой расстояние не такое и большое, но прямых дорог на Итурупе нет. На пути лежал горный перевал высотой под 1000 метров с обледенелым склоном. Первая попытка штурма перевала окончилась неудачей: на лыжах подняться по льду было невозможно. Тогда он подобрал на побережье толстый пластик, ввернул в него шурупы и сделал себе ледоступы. Во вторую попытку поднялся в них на перевал – и угодил в страшную пургу. Ветер до 40 метров в секунду, снег бьет по глазам, будто кто крупной солью швыряет. Потерялся, вышел на то же побережье, с которого поднимался, отморозив кончики пальцев на руках: когда переобувался с лыж в ледоступы и обратно, приходилось снимать рукавицы. Лечился, отмачивая ногти в керосине. А потом предпринял еще одну попытку. Заметил закономерность: после затяжной, на несколько суток, пурги пару дней держится хорошая погода. Дождался подходящего момента – и опять рванул с верным псом к перевалу. И на этот раз через хребет перевалил. Знал, что на полпути к рыбзаводу в лесу есть охотничий домик, и очень на него рассчитывал, потому как дойти до места до темноты не успевал. Добрался до домика и обмер: труба печная завалилась, печка развалена, окон нет – медведь похозяйничал, а на улице мороз минус 20. Делать нечего: забрался на крышу и поправил трубу, выбитые стекла заложил пластами снега, соорудил из кирпичей временную печь. И только когда от нее пошло тепло, духом воспряли и он, и его четвероногий спутник. Теперь точно не замерзнут.
На следующий день добрались до рыборазводного завода. Там их накормили, отогрели и дали сигарет и продуктов, сколько в рюкзак поместилось. Оттуда Александр по спутниковому телефону доложил своему руководству, что жив, – и пошел обратно.
Говорит, оздоровился за эту зиму так, что никакие курорты и близко не стояли. Постоянно на лыжах, на морозе, вверх-вниз… Вот только поговорить не с кем было. Даже браконьеры в такую пору носа в лес не показывают. Приходилось разговаривать с собакой, чтобы не разучиться. «Хороший она собеседник – не перебивает, когда надо, подгавкивает», – смеется Сан Саныч.
В начале мая за ним, наконец, пришла лодка, чтобы отвезти в поселок. А буквально через пару дней он уже оказался на юге острова, в заказнике «Островной». Здесь тоже был кордон, но уже посолиднее – с помывочной, столовой. И даже с напарником. Но это уже совсем другая история.
А потом в его жизни произошло сразу несколько важных событий. Во-первых, он получил неожиданное предложение работы на острове Кунашир, а к нему – служебное жилье, и смог, наконец, привезти сюда свою семью. Вернее, одну Ольгу – дочки к тому времени выросли, поступили в вузы (а старшая уже и закончила) и жили своей жизнью. Во-вторых, подал резюме на открывшуюся вакансию директора Курильского государственного заповедника, на которую претендовали около двух десятков человек. И победил. Возможно, решающую роль сыграл его многолетний «природоохранный» стаж плюс бесценный опыт работы в Беловежской пуще. С 4 августа 2015 года Александр Александрович официально вступил в новую должность.
Под крылом рыбного филина
Государственный заповедник Курильский был создан в 1984-м для сохранения редких видов животных и растений, занесенных в Красную Книгу СССР. На Кунашире в свое время обнаружилось просто огромное число таких «краснокнижников». Для их охраны и изучения выделены два участка в южной и северной части Кунашира и третий на Малой Курильской гряде, на островах Дёмина и Осколки. Плюс в административном ведении заповедника находится государственный природный заказник федерального значения «Малые Курилы». Сотрудникам заповедника вменено в обязанность охранять природные комплексы и вести патрулирование территорий. Плюс научная деятельность и экопросвещение. По штатному расписанию в заповеднике должно быть 50 человек. По факту их 37: многие сотрудники совмещают несколько должностей ради большей зарплаты: оклады здесь, как и везде в природоохранной сфере, весьма скромные.
Первый приказ, изданный Кислейко в должности директора, касался мониторинга состояния видов, занесенных в Красную Книгу с категорией «исчезающий вид». И с тех пор подвижки в этом деле наметились очень заметные. Взять, к примеру, рыбного филина – вид, находящийся на грани исчезновения. Потомство он может выводить только в дуплах, а деревьев, пригодных для гнездования, на острове не хватает. Сан Саныч и его команда придумали развешивать по лесу искусственные гнезда. А так как средства на эти мероприятия ограничены, стали использовать пластиковые бочки, которые находят на побережье. Заполняют их трухой, опилками, имитируют естественные условия – и нередко рыбный филин на такую уловку попадается. Прогресс налицо: если в 2016 году в заповеднике была учтена 21 пара рыбных филинов, то сейчас их уже 35 пар.
Так навешивают искусственные гнездовья для рыбного филина
Александр Александрович с гордостью показывает фото птенца, вылупившегося в одном из таких гнездовий. Его Кислейко навешивал сам 26 декабря прошлого года недалеко от места токования филинов, а в марте пара уже отложила яйцо. И вот он – желтоглазый красавец, в апреле вылупился.
С японским журавлем (один из самых крупных журавлей, рост около 158 см, размах крыльев – 220-250 см, первая категория охраны) дело тоже пошло на лад. Проблема была в чем: журавли гнездились не в самом заповеднике, а в охранной зоне, где велась всякая деятельность. В том числе и военные устраивали свои стрельбы. Это очень пугало птиц – они даже гнезда бросали. Но новый директор написал военному командованию строгое письмо: по таким-то пунктам российского законодательства виды, занесенные в Красную Книгу, подлежат охране, и на период их гнездования, с 15 апреля по 30 июня, вводится режим тишины. Стрельбы на это время прекратились, и успех размножения у японского журавля резко вырос.
Курильские джунгли
Много чего за это время удалось сделать. Получить разрешение в минприроды на изъятие семян магнолии и липы Максимовича: теперь их выращивают в питомнике, а потом возвращают в дикую природу; так приживаемость много выше – в естественных условиях семена этих видов съедают птицы и грызуны. Провести серьезные научные изыскания по ареалу обитания на Кунашире европейской норки, когда-то завезенной на остров в качестве эксперимента, а потом считавшейся окончательно исчезнувшей – ученые заповедника доказали, что популяция ее здесь по-прежнему достаточно велика, и это стало сенсацией в научном мире. И еще, и еще…
С октября 2019 года Александр Александрович получает российскую пенсию, но продолжает работать. Последние годы выдались для него очень непростыми. Умерла Ольга. На ее могиле он поставил памятник со стилизованным изображением Беловежской пущи, которую она так любила. Потом здесь, в Беларуси, похоронил маму и сестру. Переживал эти потери очень тяжело, забыться хотя бы на время помогала именно работа. И каждый год в отпуск он приезжает сюда, на свою родину. «Вот так и разрываюсь надвое: 10 месяцев на Курилах, и два месяца в Беларуси. И выбрать что-то одно не могу», – признается он.
На днях прислал фотографию пихты белой, что небольшим островком растет в Беловежской пуще. Лет 20 назад он помогал собирать ее шишки с семенами – сделать это с деревьев высотой более 30 метров было очень непросто. Теперь заехал посмотреть своих «крестников». Обрадовался: выросшие из тех семян пихты уже перевалили верхушками за 5 метров. «Правда, красавицы?» – спрашивает.
Не хочет отпускать его пуща…
Елена ТРИБУЛЕВА.
У озера Кипящее