“Надо было Родину возрождать…”

Валентина Захаровна из тех, про кого говорят: судьба – сюжет не для одного тома повествования. Или для учебника истории, где каждая страница биографическая. Или пособия по географии – столько регионов и городов бывшего Союза ССР упоминается в беседе…

По зову партии

Местом ее рождения стал Казахстан (в 30-е годы ее родители “попали” под переселение из Пензенской губернии в Джамбульскую область), откуда отец ушел на войну – служил на “полуторке”, возил снаряды – и куда вернулся израненным. Мать была пастухом, Валя – подпаском. Жили в выдолбленной в глине Курдайских гор хижине, передняя стена ее была обычной мазанкой. В семье, где было семеро детей, рос и соседский мальчишка Вася, мать которого умерла после перехода вброд по ледяной воде Чуйского канала. В 1953-м он и старшие братья Вали Фирсовой (фамилия до замужества) получили повестки из сельсовета и по линии трудовых резервов были призваны на учебу по разным профессиям: один из ее братьев оказался в Караганде, где учился на краснодеревщика, второй на станции Защита готовился к работе на железной дороге – кочегаром, Вася обучался на электромеханика и после учебы в Караганде работал на строительстве первой ветки БАМа. Валя не стала дожидаться повестки, а в 16 лет вместе с подружками выпросила ее в сельсовете и уехала из дома “по зову партии”.

Эти, как нам кажется, высокие слова она и сегодня, спустя 60 лет, произносит просто, без пафоса.

Вокруг – песок, сайгаки и верблюжья колючка

– Надо было восстанавливать Родину, поднимать целину, поэтому ехали куда везли, на соломе в телячьих вагонах, почти босые, полуголодные. Джамбул, Джезказган, Караганда…Группы, где мы обязаны были получить рабочие профессии, осенью уже переполнены, и нас везли все дальше. Наконец приняли в Балхаше. Это уже был 1955 год. Нас, троих подружек, определили учиться по линии ФЗО на маляров-штукатуров. Жили в бараках, недалеко были женская колония, военизированная охрана, а вокруг – песок, сайгаки и верблюжья колючка, зимы морозные и бесснежные, колючие ветры вместо сугробов наметали песчаные барханы. Недоедали, от голода в глазах темнело, хлеб выделяли строго по кусочку, и капустной кочерыжкой, если она попадалась в постных щах, делились с подружками как лакомством. Радовались крохотному кусочку мыла по разнарядке, по части гигиены выручала обычная полынь. Нас спасали молодой энтузиазм и патриотизм – ведь такого врага страна победила.

До сих пор помню нашего мастера Ивана Федоровича Зайцева, который относился к нам в тех суровых условиях, как отец. Получили самые простые навыки – и на работу. Строили 6-квартирные бараки и клубы целинников в Балхаше, Тимертау и других рабочих поселках, которые теперь стали красивыми городами. Возможно, в других регионах Казахстана целинникам было легче, но нам в казахских степях пришлось очень тяжело. Знаю это не по слухам, и поэтому всегда возмущаюсь, когда вижу, как в фильме “Иван Бровкин на целине” Пельтцер в новом доме из бруса включает свет, радуется благам цивилизации. Мы в бараках пользовались керогазом, вечером зажигали керосиновый фитиль в гильзе от снаряда. Керосин, как и другой товар, к нам в Балхаш привозили на верблюдах. Дерево было на вес золота. Печку нередко топили собранным в степи кураем, что напоминает полынь.

Особенно страдали зимой от холода. Выданные нам шапка, комбинезон, бушлат и платье не могли согреть в 40-градусный мороз, тем более, что белья не было. Меня выручали длинные густые волосы, распускала их по спине под бушлатом и было теплее. А в ботинки 41-го размера, когда мне нужен был 35-й, запихивала сухую траву, но все равно носы их предательски загибались вверх. Было чуть легче от того, что в бараках нас, семнадцатилетних девочек, по-матерински опекала наша комендант, бывшая политзаключенная, которую мы ласково называли Евгешей. Это она помогала нам распределить наши первые мизерные зарплаты так, чтобы хватило и на покупку самых необходимых продуктов на базаре в ближнем кишлаке, и на ткань. Из нее она кроила нам бельё, простенькие платья, которые мы шили вручную и носили по очереди…

Никто не роптал

Тяжелым испытанием для молоденькой Вали Фирсовой стала болезнь: в строю, когда шли на работу, случился приступ, а поскольку боль переносила стойко и до последнего, диагноз был суров – перитонит. Попутным верблюдом доставили в больницу – это был тоже обычный барак, – где сделали операцию и где пришлось долго ей лечиться. Как вспоминает Валентина Захаровна, кроватей не было, больные лежали на полу, но никто не роптал – понимали, что послевоенной стране нелегко. Когда ее выписали, с выведенными наружу трубками, все тот же Иван Федорович посоветовал ехать домой, помог сесть в товарняк, рассказал, где сойти или спрыгнуть, когда состав замедлит ход, потом другим товарным проехать еще отрезок пути и еще – на билет в пассажирский вагон денег не было. Спрашивала на станциях, какой поезд уходит в сторону Киргизии, люди подсказывали, и так за четыре дня добралась к матери (отец лечился в госпитале), которая жила рядом с казахской границей. Но и здесь ждала беда: старший брат, балуясь, облил ее водой, и она, очень слабая, упала, медицинские трубки выпали; испугавшись осложнений, Валина мать собрала в узелок те трубки и отправила ее назад, в Балхаш, туда, где ее оперировали. После той же обратной дороги в товарняках она была едва живая, когда добралась до больницы. Там ее опять прооперировали, опять лечили. Но в 1957-м по состоянию здоровья пришлось расстаться со своей бригадой, уехать опять в Киргизию, где отец встретил на станции Пишпек, завел в железнодорожную больницу – там она и долечивалась.

Без красивых нарядов и свиданий

Личная жизнь ее устроилась как будто сама собой: Вася Макаров, которого 10-летним приютила ее семья, после курсов работал вместе с Валиным братом, и письма они писали ей общие – один на одной стороне листа, другой – на второй. Ни свиданий под луной, ни красивых нарядов и слов, а поженились по любви, искренней и чистой. Поселились с родителями в 12-метровой комнатке. Когда родился первенец, в декретном отпуске, с учетом тяжелых осложнений, была только два месяца – и опять на стройку. Второго ребенка потеряла на позднем сроке из-за тяжелой работы, а вместе с ним и немало здоровья.

У Валентины Захаровны Макаровой три трудовые книжки, заполненные записями. Не пренебрегала никакой работой, часто по совместительству, ведь на каждом углу пестрели объявления: требуются, требуются… Работала и стрелочником на железной дороге, и проводником, и – по “зову комсомола” – мотористом-бетонщиком-арматурщиком, когда начали осваивать крупнопанельное строительство (получила травму при падении с лесов), и санитаркой в одном из роддомов во Фрунзе. Без отрыва от работы пошла на вечерние курсы медсестер по линии Красного Креста, училась два года. Так и связала свою жизнь с медициной. Медсестрой в разных отделениях, в том числе десять лет в психиатрическом, нередко на полторы ставки, работала более тридцати лет. Коллеги помогли ей купить жилье, ибо ценили ее обязательность, аккуратность и искренность. Все эти качества выкристаллизованы в молодости, полной доверия и испытаний, когда не раз была на волоске от гибели.

* * *

Прошло 37 лет с тех пор, как не стало мужа. Уже без Василия, продав недорого в 90-е годы во Фрунзе квартиру, переехала на Беларусь. Этому способствовал сын, который служил в Борисове и после армии остался здесь. Со временем уговорил и мать перебраться сюда. В Каменце она уже почти двадцать лет, десять из них работала дворником и техничкой. У нее трое взрослых внуков и две правнучки. Возраст и недуги, что берут начало в холодной и голодной целинной юности, не изменили ее жизненные принципы. Главный из них: раньше думай о Родине, а потом о себе. В свои 77 она заступится, если обижают слабого, поможет нуждающемуся, не пройдет равнодушно мимо безобразия во дворе. Может, кому-то и не нравится ее беспокойный характер, слишком хлопотно иногда рядом с таким человеком, но без таких людей мир был бы серым.

Галина НОВИК.

Фото Николая ШУМА

и из архива семьи Макаровых.